Большой, маленький - Страница 23


К оглавлению

23

КОСТЮМ ТРУМЕНА

Как ему сказали, бракосочетание должно было состояться «на природе» и тетушка Клауд, как самая старая в доме должна была проводить его на место — в маленькую часовню. Смоки заколебался, но тетушка Клауд с присущей ей уверенностью сказала «да» — она принимала вещи такими, как они были. Именно она поджидала Смоки на верхней ступеньке лестницы, когда он застенчиво вышел из ванной комнаты. Как она выглядела! Большая, спокойная, в летнем платье с букетом шелковых искусственных фиалок на груди и тростью в руке. На ней были такие же неуклюжие туфли, как и на нем.

— Очень, очень хорошо, — сказала она, взяв его за руку и осмотрев его через затемненные очки. Затем она предложила ему свою руку.

ЛЕТНИЙ ДОМИК

— Я часто думаю о терпении садовников, — сказала Клауд, когда они шли по так называемому парку по колено в траве. — Эти огромные деревья сажал еще мой отец, когда был ребенком. Он представлял, какими большими они должны вырасти, хотя знал, что ему не доведется этого увидеть. Вот этот бук, например — я могла обхватить его руками, когда была девочкой. Вы знаете, и в ландшафте садов существует мода, хотя она рассчитана на очень долгое время, потому что деревья растут долго. Вот рододендроны — когда я была маленькой, я называла их «рамдедамдамсы», помогая садовникам из Италии сажать их. Сейчас мода на них прошла. Их очень трудно подстригать. Итальянцы больше не служат у нас и они стали гигантскими. О, берегите глаза!

Вы видите, что все здесь спланировано. Оттуда, где сейчас начинается садовая града, открывался вид — разнообразные, специально подобранные деревья выглядели так живописно, они напоминали иностранных дипломатов, собравшихся в посольстве на приеме. А между ними лужайки, и клумбы, и фонтаны. Это напоминало момент охоты, когда собираются знатные лорды и леди, держа в руках соколов. Посмотрите сюда! Уже сорок лет за всем этим нет соответствующего ухода. Здесь макет сада, как бы он должен был выглядеть — как будто читаешь письмо, присланное давным-давно, и его оставили под дождем и все буквы слились в строчках. Не знаю, огорчает ли это его. Он любил порядок. Видите? Вот статуэтка певчей птички. Сколько времени потребовалось, чтобы виноградная лоза опрокинула ее, а может быть, кроты прорыли под ней свои норы. Ну, ничего, он поймет. Всему есть свои причины. Никто не захочет специально разрушать статуэтку подобным образом. Она сделана из мрамора.

— Может быть, вам следовало бы выдернуть эти колючие заросли.

Она посмотрела на него так, будто он неожиданно ударил ее, и откашлялась, прочищая горло.

— Это дорожка Оберона. Она ведет в летний домик. Это не самый прямой путь, но Оберону следует увидеть вас.

— Да?

Летний домик представлял собой две закругленные стены из красного кирпича с высоким крыльцом между ними. Не понятно было, выглядел ли он разрушенным или действительно был разрушен. На очень больших, аркообразных окнах висели веселенькие занавески.

— Вы могли видеть это место из дома, — сказала Клауд. — Лунными ночами здесь очень романтично. Оберон — сын моей матери от другого мужа, мой сводный брат. Он на несколько лет старше меня. Много лет он был школьным учителем, правда, сейчас он не совсем хорошо себя чувствует и не покидал летнего домика уже около года. Как жаль… Оберон!

Подойдя ближе, он увидел, что всего здесь коснулась заботливая рука: небольшой, аккуратный огородик, сарай, сквозь доски которого виднелось луговое сено, наполовину собранное в стог. Парадный вход начинался со скрипучей двери, слегка покосившейся от старости, выщербленных ступенек, а рядом на солнце стояло плетеное ободранное кресло, обтянутое парусиной. В кресле сидел маленький старичок, который, услышав свое имя, вскочил в волнении — казалось, что тугие подтяжки заставляли его горбиться — и бросился было к дому, но Клауд оказалась проворнее и успела остановить его.

— Здесь Смоки Барнейбл, который сегодня женится на Дэйли Алис. Подойди и поздоровайся. — Она кивнула головой в сторону Смоки и, взяв старичка под локоть, вывела его во дворик.

Оберону некуда было деваться и он с гостеприимной улыбкой повернулся к двери, приветливо протянув руки.

— Пожалуйста, пожалуйста, хм, — он захихикал рассеянным старческим смешком. Он на мгновение взял протянутую руку Смоки и тут же с благоговением снова уселся в парусиновое кресло, указав Смоки на скамеечку. Почему-то Смоки ощутил внезапную тревогу, которую вызвал у него здесь солнечный свет. Клауд села на стул рядом со своим братом и Оберон положил свою покрытую седыми волосами руку на ее ладонь.

— Ну, что случилось? — снисходительно спросила она.

— Не стоит и говорить, — ответил Оберон со скрытым намеком.

— Член семьи, — сказала Клауд. — Сегодня.

Оберон, по-прежнему рассеянно посмеиваясь, посмотрел на Смоки. Незащищенность! Вот что чувствовал Смоки. Как только они вошли в этот дворик, они потеряли что-то, что сопровождало их в лесу; они вышли за какие-то пределы.

— Это легко проверить, — сказал Оберон, ударив себя по костлявому колену и поднимаясь на ноги. Пятясь, он вошел в дом, потирая руки.

— Не так легко, — проговорила Клауд, не обращаясь ни к кому и глядя в безоблачное небо. Она уже не чувствовала себя так непринужденно. Она снова откашлялась и вздохнула. Потом бросила быстрый взгляд на крошечные золотые часики, тикавшие у нее на груди. Время шло. Она посмотрела на Смоки и улыбнулась извиняющейся улыбкой.

— Ага, ага, вот, — говорил Оберон, выходя из дома с большой камерой на длинных ногах-стойках, покрытой черным куском ткани.

23