— Входите, входите, — сказала Виолетта. Неожиданно смутившись, они остановились у двери ее спальни. — Чашечку чая?
— Спасибо, нет, — ответила миссис Флауэрс, — я на минутку.
Они молча сидели, бросая испытующе взгляды друг на друга. Неловкое молчание несколько затянулось.
Флауэрсы приехали сразу после войны туда, где раньше жил мистер Мак Грегор, по выражению мистера Флауэрса — «сбежали». Мистер Флауэрс имел положение и деньги, правда было не совсем ясно, каково это положение, а еще менее ясно было, как он получил деньги. Не то, чтобы они скрывали это, но казалось, что они находят банальным беседовать о трудностях повседневной жизни. Они состояли в теософском обществе, они оба были влюблены в Виолетту. В их жизни также было достаточно драматических моментов, она была полна неопределенности и трепетности, их жизнь протекала не совсем так, как бы это должно было быть; они были из числа тех, кто смотрит на жизнь как бы через огромный тусклый занавес, который всегда слегка приподнимается во время самых ужасных и острых событий и хотя он никогда не поднимался полностью, им все же удавалось заметить, как актеры занимали свои места и они напрягали слух, чтобы услышать, как меняются декорации.
Как и Джон в свое время, они смотрели на Виолетту, как на одного из этих актеров или по меньшей мере как на тех, кто был за занавесом. И это делало ее для них еще более загадочной и восхитительной. Их визиты по средам давали пищу для спокойных разговоров по вечерам вдохновляли, заставляя благоговейно и бдительно относиться к жизни в течение всей недели.
Но этот визит проходил не в среду.
— Речь идет о счастье, — сказала миссис Флауэрс и Виолетта несколько мгновений пристально смотрела на нее, пока до нее дошло сказанное, но она расслышала это как «Речь идет о Счастье» — так звали их старшую дочь. Двух других дочерей звали Радость и Настроение — Джой и Спирит. Наступило такое же замешательство, когда были названы и их имена: наша Джой уходит на целый день; наша Спирит приходит домой вся в пыли. Сжав руки и подняв глаза так, что Виолетта смогла разглядеть, что они разные от слез, миссис Флауэрс сказала: «Наша старшая дочь беременна».
— Да что вы говорите!
Миссис Флауэрс, которая своими тонкими мальчишескими усиками над верхней губой и большими сросшимися бровями напоминала Виолетте Шекспира, начала говорить так тихо и невнятно, что Виолетте пришлось придвинуться к ней, чтобы расслышать. Она уловила суть: Хэпинес беременна, как она сказала, от ее сына Августа.
— Она проплакала всю ночь, — продолжала миссис Флауэрс с глазами полными слез.
Не то, чтобы мистер и миссис Флауэрс верили в стыд или честь; их собственные брачные узы были скреплены до того, как прозвучали соответствующие слова. Нет: дело в том, что Август, казалось, не понимал этого так, как они, или может быть, он понимал это лучше, но мягко говоря, они считали, что он разбил сердце девушки, хотя, как она утверждала, он любил ее. Они хотели бы узнать, известно ли Виолетте о чувствах Августа и если да, то что он собирается делать дальше.
Виолетта пошевелила губами, пытаясь ответить, но не смогла произнести ни слова. Потом она взяла себя в руки.
— Если он любит ее, — сказала она, тогда…
— Может быть, — перебил ее мистер Флауэрс, — но он говорит, по ее словам, что есть что-то еще, или кто-то еще, у кого есть преимущество, кто-то… — Что он уже обещал другой, — вступила в разговор миссис Флауэрс, что она тоже, ну, вы понимаете.
— Эми Медоуз? — спросила Виолетта.
— Нет, нет. Не это имя. Ты не помнишь имени?
Мистер Флауэрс откашлялся.
— Хэпинес была не совсем уверена. Может быть… это не одна девушка.
— О, мои дорогие, мои дорогие, — только и могла выговорить Виолетта, понимая глубину их отчаяния и не усилия, которые они прилагали, чтобы не показать своего осуждения. Она не знала, что сказать. Они смотрели на нее с надеждой, они надеялись, что она скажет что-нибудь такое, что облегчит им ту драму, которую они переживали. Но в конце концов она слабым голосом и с безнадежной улыбкой смогла сказать им, что они не первые, кого постигло такое несчастье, что это уже бывало не раз в жизни.
— Мы не первые?
— Нет, я хотела сказать, что такие случаи не раз были.
Их сердца дрогнули. Она знала: она знала предшественниц. Кто они были? Это было что-то, о чем они имели очень слабое представление.
— Не впервой, — повторил мистер Флауэрс и его брови поползли вверх.
— Да.
— Может быть, это, — прошептала непослушными губами миссис Флауэрс, — сказка?
— Что? Ах, да, — сказала Виолетта бездумно. А что случилось с Эми? Как Август дошел до такого? Откуда у него столько дерзости, чтобы так вести себя с девушками и разбивать им сердца? Ее охватил страх.
— Я ничего не знала об этом, я никогда даже не подозревала… О, Август, с трудом проговорила Виолетта и уронила голову на руки.
Откуда она могла знать? Разве она могла спросить у него об этом? Захотел ли бы он ответить ей?
Видя, что она так расстроена, мистер Флауэрс придвинулся к ней!
— Мы совсем не хотели так обременить вас, — сказал он. — Мы тоже думали об этом и мы не были уверены, что это кончится добром. Хэпинес не винит его.
— Конечно, нет, — сказала миссис Флауэрс и мягко дотронулась до руки Виолетты. — Мы ничего не хотим. Это вовсе не то. Новая жизнь — это всегда радость. Она будет нашей.
— Может быть, позже все станет на свои места, — сказала Виолетта.
— Я уверен, — поддержал ее мистер Флауэрс. — Это все, как в сказке.