Большой, маленький - Страница 17

Вокруг внутреннего периметра той окружности, которая является нашим миром, есть много-много путей — назовите их дверьми — по которым мы можем проникнуть в другой меньший или больший круг, в котором тоже заключена своя жизнь. Жители этого другого мира могут появляться в образе привидений или блуждающего пламени свечи. Все это пока только наши наиболее общие предположения, потому что людям пока удалось проникнуть только сквозь первый периметр. Следующие окружности меньше и входных дверей тоже меньше и поэтому намного меньше и вероятность того, что человек когда-либо сумеет попасть туда. Жители там в виде маленьких человечков и соответственно не так часто их можно увидеть. А чем дальше мы будем стремиться проникнуть во внутренние круги, где жители такие крошечные, тем больше вероятность того, что мы можем даже переступить через них, не подозревая об этом. И наконец, леди и джентльмены, центральная окружность так мала, что в ней вообще нет дверей.

Он сел, зажав в зубах погасшую трубку.

— Прежде чем я перейду к конкретным случаям и математическим и топографическим примерам, — он легонько похлопал по куче бумаг и стопке книг, лежавших рядом с ним, — вам следует знать, что есть отдельные индивиды, которые по своему желанию могут проникать в те самые малые миры, о которых я только что говорил. Если вам нужно доказательство тому, что я сказал, как говорится, из первых рук, то это моя дочь — мисс Виолетта Брэймбл.

Слушатели заговорили разом, что они сюда пришли как раз для этого и повернулись в ту сторону, где только что сидела Виолетта в свете лампы в красном абажуре. Девушка исчезла.

НЕТ ПРЕДЕЛА ВОЗМОЖНОСТЯМ

Ее нашел Дринквотер, съежившуюся на ступеньках лестницы, ведущей из помещения Общества в юридическую контору, располагавшуюся на следующем этаже. Она даже не пошевельнулась, когда он поднимался к ней, только ее глаза изучающе смотрели ему в лицо. Когда он потянулся, чтобы засветить лампу, она тронула его за голень.

— Не надо.

— Вы больны?

— Нет.

— Вы чем-то напуганы?

Она не ответила. Он сел рядом с ней и взял ее за руку.

— Теперь, детка, — отечески сказал он, почувствовав сильное волнение, как будто электрический ток прошел по нему от ее руки, — они больше не обидят тебя, они даже не притронутся к тебе…

— Я не подопытный экземпляр, — медленно проговорила она.

— Нет.

Сколько ей могло быть лет, сколько времени ей приходилось жить так — пятнадцать, шестнадцать? Придвинувшись к ней совсем близко, он заметил, что она тихо плачет; крупные слезы катились из ее огромных, бездонных глаз, дрожали на длинных ресницах и горячими каплями падали на щеки.

— Мне его так жаль. Он ненавидит проделывать все это со мной, но ему приходится. Это от того, что мы в безнадежном положении.

У нее это вышло так просто, как если бы она сказала «потому что мы не англичане». Она не отпускала его руку, возможно, даже не замечая этого.

— Позвольте мне помочь.

Это вырвалось у него непроизвольно. Два года напрасной борьбы, которые пролегли между тем вечером, когда он впервые увидел ее на яблоне, и нынешнем вечером, казалось, превратились в пыль и унеслись прочь. Он должен защитить ее; он заберет ее отсюда туда, где она будет в безопасности, туда, где… Они оба не сказали больше ни слова. Он знал, что его устоявшаяся и налаженная в течение сорока лет жизнь, не выдержала натиска внутренней неудовлетворенности и дискомфорта — он чувствовал, как гнется и трещит основа, как отлетают от нее огромные куски, он почти слышал шум, с которым рушилось все здание. Поцелуями он осушал горячие соленые слезы на ее щеках.

ПРОГУЛКА ВОКРУГ ДОМА

— Возможно, тебе следовало бы прогуляться вокруг дома, — сказал доктор Дринквотер, обращаясь к Виолетте, когда все двери были заперты и заложены засовами, а доктор Брэймбл уселся в широкое кресло на мраморной веранде.

Глициния шлейфом спадала с заостренных кверху колонн веранды и хотя лето только начиналось, ее изумрудно-зеленые листья занавесом закрывали вид с веранды и ему приходилось отодвигать их рукой. Перед ними открывался вид на широкую лужайку с молодыми растениями, летний павильон, в некотором отдалении блестела поверхность озерца, через который был перекинут изящный арочный мост, выполненный в классическом стиле.

Доктор Брэймбл наклонился, доставая небольшой томик стихов из кармана. Виолетта прошептала едва слышно свое согласие — как скромно она вела себя. Она оперлась на руку, которую он ей предложил — сильную руку строителя, как она подумала — и они пересекли лужайку, выйдя на дорожку, посыпанную гравием, проходящую между каменными сфинксами. Сфинксы были установлены на небольшом расстоянии друг от друга и выглядели верными стражами. Сфинксы были высечены из камня его итальянскими друзьями-каменщиками, теми самыми, которые, спустя некоторое время, вырезали гирлянды винограда и какие-то непонятные лица по всему фасаду городских домов в квартале, где жил Маус.

— Вы можете жить здесь, сколько хотите, — сказал Дринквотер. Он сказал это еще в ресторане у Шерри, куда он пригласил их после того, как лекция так неопределенно закончилась. Он сделал это несколько смущенно, но весьма настойчиво. Он повторял это снова в вестибюле захудалого, сомнительно пахнущего отеля, куда он пришел, чтобы проводить их на станцию. Но сколько времени ей захочется остаться?

— Вы очень добры, — ответила она.

Когда-то миссис Андерхил сказала ей: «Вы будете жить во многих домах. Вы будете скитаться и жить во многих домах». Она заплакала, когда услышала эти слова, а намного позже она вспомнила их в поездах, на пароходах, в залах ожидания, не имея представления, сколько же домов входят в понятие «много» и сколько времени она будет жить в них. Во всяком случае, это потребовало чрезвычайно много времени с того момента, как они оставили дом викария в Чешире шесть месяцев назад. Они жили в отелях и меблированных комнатах и казалось, им это нравилось. Но сколько это будет продолжаться.