Большой, маленький - Страница 58

К оглавлению

— Привет, Джордж! — сказала Клауд из своего угла у камина. — Не забудь, пожалуйста, сигарет.

— Упаковку салфеток, — подсказала Дэйли Алис, — и спичек.

— Овсянки, — предложила мать. — Твои едят овсянку, Джордж?

— Только не овсянку, — закричала Тэси.

— Хорошо, дорогая. Не вмешивайся, — мать укоризненно покачала головой.

— Бутылка джина, — дописал доктор.

— Аспирин, — напомнил Джордж, — камфорное масло и антигистамин.

— Кто-нибудь болеет? — спросил доктор.

— У Софи какая-то странная лихорадка, — сказала Алис, — она то появляется, то исчезает.

— Это прошлый визит, — сказал доктор, пристально глядя на свою жену.

Она сжала подбородок и что-то забормотала, раздираемая сомнениями. Наконец, она решила, что тоже отправится за покупками. В холле, сопровождаемый последними наставлениями, он натянул на голову кепку и надел очки в розовой оправе, которые ему было предписано носить. Он захватил пакет коричневой бумаги, которая могла ему пригодится и объявил, что он готов; все вышли вслед за ним на крыльцо проводить их.

— Я надеюсь, вы будете осторожны, — сказала Клауд. — На улице очень сыро.

Они услышали слабый скрежет, который раздавался из сарая, где стоял экипаж для выездов, потом недолгая тишина и наконец, двуколка покатилась по дороге, оставляя за собой две неглубокие колеи, едва заметные на мокрых листьях. Джордж Маус удивился. Все вышли только для того, чтобы посмотреть, как старый осел будет управлять автомобилем. Колымага скрылась из виду и наступила благословенная тишина. Джордж, конечно, знал, что они не каждый день пользовались автомобилем, что это было дело случая, что без всякого сомнения, доктор проводил утро, сметая паутину по углам и гоняясь за пауками, которые думали свить свои гнезда по редко передвигаемыми стульями, и что теперь он вывел из сарая старый автомобиль, похожий на броненосец, чтобы выехать и вступить в битву в огромном мире. Он передал его своим кузенам в деревню. Все, кого он знал в городе, злословили по поводу этого автомобиля. Его двоюродные братья никогда не управляли этой рухлядью за редким исключением и с величайшей осторожностью. Он засмеялся, помахивая на прощанье рукой вместе с остальными, представляя, как поначалу нервничая, доктор выезжает на дорогу, шикая на свою жену и осторожно переключая скорости; затем поворачивает и выезжает на скоростную трассу, начиная наслаждаться проплывающим мимо ландшафтом, уверенный в том, что все идет нормально до тех пор, пока какой-нибудь огромный грузовик с ревом промчится совсем рядом, почти столкнув его с дороги на обочину. Глупый преднамеренный риск.

НА ХОЛМЕ

Джордж сказал, что ему определенно не хочется оставаться в комнате, он всегда выходил на воздух, даже если день был не очень подходящий для этого. Смоки пришлось надеть шляпу и галоши, взять палку и отправиться с ним на прогулку на холмы.

Дринквотер проложил на холм пешеходную дорожку и даже местами выложил ее камнем и устроил смотровые площадки в самых привлекательных местах. На самой вершине был установлен каменный столик и можно было позавтракать, одновременно наслаждаясь расстилающимся видом.

— Никакого завтрака, — сказал Джордж.

Дождь прекратился. Казалось, он сделал остановку и завис в воздухе. Они поднялись по тропинке, которая вилась между деревьями, верхушки которых виднелись внизу в ущелье. Джордж восхищался серебристыми каплями, дрожавшими на листьях и ветках деревьев. Смоки указал на странную птицу — он знал названия многих, даже самых необычных птиц.

— Не может быть, — сказал Джордж, — как она сюда попала?

— Американский вьюрок, — отозвался Смоки. — Хорошо, хорошо.

Он вздохнул.

— Ему придется нелегко, когда наступит зима.

— О боже, действительно.

— Я не знаю, но мне здесь еще тяжелее. У меня нет никакого… Иногда по вечерам мной овладевает такая меланхолия.

Джорджу показалось, что в глазах Смоки блеснули слезы. Джордж глубоко вздохнул, наслаждаясь мокрым после дождя лесом.

— Да, это плохо, — сказал он счастливым голосом.

— Вы столько времени проводите в доме, — сказал Смоки, — вы общаетесь только между собой. И в доме столько людей, что иногда кажется, что вы можете поранить друг друга.

— В этом доме? Да там можно потеряться на много дней. На много дней.

Он вспомнил полдень, похожий на этот, когда он был еще ребенком, и поднялся сюда же на Рождество со своей семьей. В ожидании этого утра, он искал в доме какой-нибудь укромный уголок, который, как он знал, должен был где-то быть, и вот на третьем этаже он потерялся. Он спустился вниз по какой-то странной и очень крутой лестнице и оказался где-то среди странных комнат: сквозняк раскачивал пыльные гобеленовые занавеси в гостиной и это делало их похожими на привидения, звук его шагов гулко отдавался за спиной и казалось, что кто-то преследует его. Потеряв лестницу, по которой пришел сюда, он закричал, потом нашел другую; выдержка уже совсем оставила его, когда где-то далеко он услышал голос матери, которая звала его. Он побежал, крича и открывая все двери подряд, пока, наконец, не открыл высокую аркообразную дверь, какие бывают в церкви, и не оказался в ванной комнате, где принимали душ его двоюродные братья.

Они сели на скамейку, устроенную на узловатом наклоненном стволе дерева. Необъятная серая даль простиралась перед ними сквозь голые ветки. Они могли разглядеть лежащие сырым пятном вдалеке земли соседнего графства, временами был слышен шум грузовиков, похожий на дыхание огромного монстра. Смоки указал пальцем на голову гидры, которая выползала из-за холма и потом резко остановилась. Это были ярко-желтые, спящие на листьях гусеницы. Они не могли подползти ближе, в их мускулах никогда не хватило бы силы проползти вокруг всех пяти городков Эджвуда. Смоки знал это.