Большой, маленький - Страница 59

— Не спрашивайте меня, откуда я это знаю, — сказал он.

Но мысли Джорджа Мауса были заняты совсем другим. Он обдумывал проект, в котором бы все здания, в основном пустующие, в квартале, который принадлежал его семье в городе, могли быть объединены и укреплены огромной, неприступной стеной, наподобие той, которая окружала средневековые замки, а внутри этого укрепления цвели бы сады. Постепенно дома и строения могут быть разрушены и все пространство, занятое, садами, можно превратить в пастбище или ферму. Там можно будет выращивать все что угодно и пасти коров. Нет, овец. Овцы поменьше и не такие привередливые в пище. Они давали молоко, а мясо маленьких козлят можно было употреблять в пищу. Джордж ни разу не убил никого размером больше, чем таракан, но однажды он попробовал мясо молодого козленка на званном обеде. Он не расслышал слов Смоки, хотя прислушивался к тому, что он говорил.

— О чем ты говоришь? Что происходит в действительности?

— Ну, хорошо. Вы знаете, что мы все защищены, — неопределенно произнес Смоки, ковыряя темную землю концом своей палки. — Но всегда есть что-то, чем следует заплатить за эту защиту, вы согласны?

Сначала он ничего не понимал. Хотя он и знал, что какая-то плата должна быть, его охватило чувство неопределенности, как будто кто-то занимался вымогательством и большое жертвоприношение означало, что кредиторы удовлетворены, или что гоблины, присутствие которых он ощущал, заглядывают в окна или разговаривают в дымоходах, собираются группами под карнизами и скребутся в верхних нежилых комнатах. Он чувствовал, что они напоминают ему о своем существовании, о неоплаченном долге, о невостребованной дани, что они имеют законные права, но он не мог определить, какие именно, в чем их интерес.

А Джордж в это время обдумывал план представления основ теории архитектуры /он прочитал об этом в популярном журнале и это произвело на него большое впечатление/. Он похлопал Смоки по плечу и сказал:

— Ну и как? Как у тебя дела?

— О Святой Иисус, — выдавил из себя Смоки, поднимаясь, — ведь я рассказал тебе все, что можно. Я мерзну. Держу пари, что сегодня ночью будет мороз, должно быть, на рождество выпадет снег.

На самом деле он знал, что выпадет снег — передавали сводку погоды.

— Пойдем-ка, выпьем по чашечке какао.

КАКАО С БУЛОЧКОЙ

Какао было горячим и темным с шоколадными пузырьками по краям. Зефир тетушки Клауд шлепнулся в чашку с какао и поворачивался и пузырился там, растворяясь от удовольствия. Дэйли Алис научила Тэси и Лили осторожно дуть на горячий напиток, поднося его ко рту и смеясь над коричневыми усами на лицах девочек. Тетушка Клауд умела сварить какао без пенки, хотя Джорджу было все равно, хотя его мать всегда варила какао с пенкой.

— Возьми еще булочку, — сказала Алисе Клауд. — Съешь парочку, — повернулась она к Джорджу.

— Ты не справишься, — сказал Джордж.

— Я тоже так думаю, — ответила Алис и откусила кусочек булочки, — я терпеливая.

— На этот раз будет мальчик.

— Нет, — по секрету шепнула она, — еще одна девочка. И Клауд так говорит.

— Не я, — вмешалась Клауд, — а карты.

— Назовем ее Люси, — сказала Тэси, — Люси Энн и Энди Энн де Бам— Бам Барнейбл. А у Джорджа два уса.

— Кто отнесет какао Софи? — спросила Клауд, ставя чашку с какао и положив булочку на старинный японский поднос, на котором был изображен сказочный эльф с серебряными волосами.

— Позвольте мне, — отозвался Джордж. — Кстати, тетушка Клауд, не погадаете ли вы мне на картах.

— Конечно, Джордж. Думаю, что здесь о тебе тоже кое-что есть.

— А теперь я отправлюсь, если, конечно, я смогу найти ее комнату, — Джордж захихикал. Он осторожно взял поднос, стараясь, чтобы не дрожали руки.

Софи проснулась, когда он, распахнув коленом дверь, вошел в ее комнату. Он стоял без движения в комнате, вдыхая аромат напитка и надеясь, что она никогда не проснется. Было так странно почувствовать вновь юношеское волнение — слабость в дрожащих коленях и сухость во рту, все это он связывал с видом Софи, лежащей в домашнем платье на раскрытой постели. Одна ее длинная нога выскользнула из-под одеяла и пальцы смотрели прямо на дверь, как будто намекая на назначение одного из двух китайских тапочек, которые выглядывали из-под сброшенного на пол кимоно; ее нежные груди во сне выскользнули из расшитой сорочки и легко поднимались и опускались, слегка вздрагивая, в такт дыханию. Пока он пожирал ее взглядом, она казалось, почувствовала это и, не просыпаясь, повернулась на бок и положила под щеку сложенные лодочкой руки. Она сделала это с такой невыразимой прелестью, что это ее движение заставило его издать сжатый крик или смешок, но он быстро взял себя в руки и поставил поднос на столик, заставленный бутылочками с лекарствами и смятыми рецептами. Он тронул большой альбом, лежавший на ее кровати и в этот момент она проснулась.

— Джордж, — нисколько не удивившись спокойно сказала она и потянулась, наверное думая, что она еще спит. Он мягко приложил руку к ее лбу.

— Привет, котик, — сказал он.

Она лежала среди таблеток и микстур с закрытыми глазами, продолжая дремать. Потом она слабо ойкнула, привстала, села на колени и окончательно проснулась.

— Джордж!

— Тебе лучше?

— Не знаю, я спала. Это мне какао?

— Да. Что тебе снилось?

— М-м-м, что-то хорошее. Я проголодалась, пока спала. Ты не хочешь есть?

Софи вытерла рот кусочком розовой ткани, которую она выудила из коробки лоскутов.