Большой, маленький - Страница 63

Когда Джордж пришел в себя, оказалось, что он лежит в своей собственной такой неуютной постели, мучаясь бессонницей и его глаза готовы выскочить из орбит. В руках он сжимал бутылку джина, потягивая глоток за глотком холодный, кислый напиток. Теперь он понял, что та, первая комната, в которую он пытался зайти, и из которой выходил Смоки, и была комнатой Софи — должна быть. С содроганием он вспоминал и все остальные события той ночи и картины, сменяя одна другую, как в детском калейдоскопе, безжалостно растворялись и исчезали, вспыхивая напоследок.

На рассвете он увидел, что пошел снег.

IV

— Рождество, — сказал доктор Дринквотер, поворачиваясь своим румяным лицом к Смоки, — это день, который не похож ни на один другой день в году, кажется, что он приходит сам по себе, а не следует за другими днями. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Сделав длинный, изящный поворот по кругу, он приблизился к Смоки и снова, легко скользя, отъехал в сторону. Смоки резкими движениями передвигался взад-вперед; руки его не были заложены за спину, как у доктора Дринквотера, а широко раскинуты по сторонам, преодолевая сопротивление воздуха. Ему казалось, что он понимал доктора. Дэйли Алис, спрятав руки в старую, потертую муфту, мягко скользила вслед за ним, посмеиваясь над его неловкостью и выписывая на льду фигуры, которые были вне понимания Смоки, так как он сам не мог оторвать глаз от поверхности катка.

СОГЛАСНЫ С НЬЮТОНОМ

— Я имею в виду, — сказал доктор Дринквотер, — возникая позади Смоки, что всякий раз кажется, что одно Рождество возникает сразу после другого. А все те месяцы, которые лежат между ними, не имеют никакого значения. Рождество следует одно за другим.

— Ты прав, — подтвердила мать, уверенно завершая круг. За ней, как деревянные утята за уткой в детской игрушке, тянулись две ее внучки.

— Кажется, что вот только было одно рождество, как тут же подошло и другое.

— Мг, — промычал доктор. — Конечно, это не совсем то, что я хотел сказать.

Он заложил крутой вираж, как самолет-истребитель и, проскользнув подмышку Софи, взял ее под руку.

— Как дела?

Смоки услышал, как она засмеялась в ответ и они отъехали, наклонившись в такт своим скользящим шагам.

— С каждым годом все лучше, — сказал Смоки и вдруг, потеряв равновесие, непроизвольно повернулся. Он оказался на пути Дэйли Алис, столкновение было неизбежно и он ничего не мог поделать. Ему страстно захотелось, чтобы к его спине были привязаны подушки, как это иногда изображают на комических открытках. Алис подъехала совсем близко и резко и искусно затормозила.

— Как ты думаешь, Тэси и Лили не пора идти в дом? — спросила она.

— Решай сама.

Мать посадила их на санки. Их круглые мордашки в меховых шапках были румяными, как ягоды. Они ушли и вместе с ними ушла Алис.

— Пусть женщины посоветуются, — подумал Смоки. Он попытался овладеть техникой скольжения вперед — это вызвало у него головокружение. Он чуть не упал, но неожиданно за его спиной появилась Софи. Она поддержала его и подтолкнула вперед.

— Как ты себя чувствуешь? — не очень вежливо спросил он.

— Не очень хорошо, как будто меня предали, — ответила она. Голос ее звучал холодно и слова окутывали воздух вокруг, как грозовые облака.

Левая нога Смоки подвернулась, а правая уехала куда-то в сторону. Он неловко повернулся и тяжело упал на лед, сильно ударив копчик. Софи кругами объезжала его и так смеялась, что чуть сама не упала.

Смоки подумал, что хорошо бы так и сидеть на льду, пока не примерзнет, и пока не наступит оттепель…

На прошлой неделе выпал снег, но он шел только одну ночь и даже не покрыл землю. На следующее утро пошел сильный дождь. Дождь продолжался бесконечно, заливая расположенную в низине лужайку, где стояли разрушаясь сфинксы. Затем температура понизилась и утром накануне рождества весь мир оказался закованным в ослепительно блестевший лед; и небо тоже было цвета сероватого льда, и пятна белых солнечных лучей пробивались сквозь облака. По лужайке было довольно тяжело кататься на коньках. Дом издалека выглядел, как модель для детской железной дороги; он стоял за прудом и казался сделанным из осколков зеркала.

Софи все кружила вокруг Смоки.

— Послушай, что ты имеешь в виду, говоря, что тебя предали? — спросил он.

Она загадочно улыбнулась и помогла ему встать на ноги, затем повернулась каким-то тайным, неуловимым движением, которое он никогда бы не смог повторить, и без всяких усилий отъехала от него.

Ему было бы легче, если бы он смог догадаться, как другим удаются круги и повороты и если бы он вспомнил непреложный закон, который гласит, что действие равно противодействию. Ему казалось, что он так и будет скользить взад-вперед на одном месте и окажется единственным из всех, кто испытал на себе действие третьего закона Ньютона. Он был согласен с ученым до тех пор, пока снова не упал. Не существует вечного движения. И все же как раз в этот момент он начал каким-то образом постигать, что вероятность вечного движения существует и, встав на четвереньки, цепляясь онемелыми пальцами за лед, Смоки начал двигаться по катку в сторону крыльца, где торжественно восседала Клауд, закутавшись в меховой плед, в теплых ботинках и с термосом в руках.

— Ну, где же этот обещанный снег? — сказал он, а Клауд хитро улыбнулась в ответ. Он взялся за горлышко термоса и отвинтил крышку, а потом налил одну чашечку лимонного чая с ромом для себя и одну для Клауд. Он выпил чай и пар оттаял его замерзший нос. Он чувствовал уныние, разбитость, неудовлетворенность. Предательство! Может быть, она пошутила? Драгоценный камень, который он давным-давно получил от Дэйли Алис во время их первого объятия потемнел, как темнеет жемчуг и превратился в ничто, когда он попытался надеть его на шею Софи. Он никогда не знал, что чувствовала Софи, но не мог поверить, что Софи тоже ничего не знала, что она была изранена, изумлена так же, как он. Он только наблюдал, как она то приближалась, то удалялась с какой-то определенной целью, удивлялся, предполагал.