Большой, маленький - Страница 64


К оглавлению

64

Держа руки за спиной, она пересекла лужайку, скрестив ноги повернулась и подплыла к крыльцу. Ловко повернув, она затормозила и из-под лезвия конька вылетел целый каскад сверкающих ледяных кристаллов. Слегка задыхаясь, она села рядом со Смоки и взяла из его рук чашку. В ее волосах Смоки заметил что-то напоминающее увядший цветок, а может быть, так выглядел драгоценный камень; он пригляделся и увидел, что это была снежинка, но такая большая и красивая, что он смог бы пересчитать все ее зубчики и кристаллики.

— Это снежинка, — произнес Смоки и в это время на волосы упала еще одна, а за ней еще и еще.

ПИСЬМА ДЕДУ МОРОЗУ

В разных семьях по-разному встречают рождество и передают свои пожелания деду Морозу. Многие посылают письма, заранее отправляя их авиапочтой и адресуя на Северный полюс. Эти письма никогда не достигают адресата, почтальоны обходятся с ними в соответствии со своими причудами, не утруждая себя доставкой.

Другой метод, который всегда использовали Дринквотеры, хотя никто из них не мог сказать, как они нашли его, состоял в том, что они сжигали свои послания в камине, облицованном кафелем с картинками фигуристов, ветряных мельниц, охотничьих трофеев, которые очень гармонировали с обстановкой гостиной; кроме всего прочего у камина была очень высокая труба. Дым из трубы /дети всегда просились посмотреть, как он выходит/ всегда тянулся на север или по крайней мере уходил в атмосферу, чтобы Санта Клаус расшифровал послания. Это была сложная процедура, но весьма действенная и ее совершали всегда накануне рождества, когда пожелания были уже готовы.

Очень важно было соблюсти секретность, по крайней мере для писем детей; дети никогда не выпытывали друг у друга, что они просят у деда Мороза, а письма для Лили и Тэси приходилось писать кому— нибудь другому и девочкам приходилось запоминать все свои желания, пока не подойдет рождество. Ты не хочешь братика для медвежонка Тедди? Тебе все еще хочется короткоствольное ружье? А коньки с двойными лезвиями?

Но дети не могли точно решить, нужны ли им все эти вещи.

В ожидании кануна того рождества Дэйли Алис забралась с ногами в огромное кресло и, согнув колени, положила на них большую книгу, приспособив ее как столик.

«Дорогой Санта, — написала она, — пожалуйста принеси мне новый термос любого цвета, желательно розоватого, как цвет свежесваренного мяса и нефритовое кольцо, как у тетушки Клауд, на правый средний палец» Она задумалась. Алис наблюдала, как снег ложится на сырую землю и по мере того, как уходит день, снежинки становятся все заметнее.

«Стеганое одеяло, — продолжала она, — вроде того, что лежит у меня в ногах. Пару теплых пушистых тапочек. Мне бы хотелось, чтобы этот ребенок достался мне легче, чем два других. И еще один пустяк, который для тебя будет не так трудно выполнить. Длинный вкусный леденец, какого ни у кого не будет. Заранее благодарю тебя. Алис Барнейбл /старшая сестра/». С самого детства она всегда прибавляла последние слова, чтобы не было ошибки. Она еще немного колебалась, держа в руках этот крошечный голубоватый листочек бумаги, почти полностью исписанный своими пожеланиями, а потом дописала: «P.S. Если ты возвратишь мою сестру и моего мужа оттуда, куда они вместе зашли, я буду тебе несказанно благодарна».

Она несколько раз согнула листок. Среди странноватого снежного безмолвия было слышно, как стучит печатная машинка ее отца. Клауд, подперев щеку рукой, писала огрызком карандаша на журнальном столике; ее глаза были влажными, наверное, она плакала, хотя в последнее время ее глаза часто казались на мокром месте; скорее всего, это было старческое. Алис откинула голову на мягкую спинку кресла, глядя на потолок. Рядом с ней усаживался Смоки, готовясь начать свое письмо. Он уже испортил один листок, так как шаткий письменный стол раскачивался, когда он аккуратно выводил буквы. Он подложил под ножку стола коробок спичек и начал снова.

«Мой дорогой Санта. Прежде всего я бы хотел объяснить мое прошлогоднее желание. Я не оправдываю себя, говоря, что я был немного пьян, хотя так оно и было, я и сейчас немного выпил /это, как и многое другое уже стало рождественской привычкой, но ты знаешь все об ЭТОМ/. Как бы то ни было, если я обидел тебя или переутомил таким предложением, извини; я только хотел немного выпустить пар. Я знаю, что не в твоей власти отдать одного человека другому, но факт в том, что мое желание было выполнено. Может быть, это потому, что я хотел именно этого больше всего, а ты даешь то, чего больше всего хочется. Я не знаю, благодарить ли тебя за это или нет. Я хочу сказать, что не знаю твоих возможностей и не знаю, так ли уж я благодарен за это…»

Он пожевал кончик ручки, подумав о прошлогоднем рождестве, когда он утром вошел в комнату Софи, чтобы разбудить ее. Было, конечно, очень рано, в окнах едва брезжил рассвет, но Тэси не могла ждать. Он удивлялся, сможет ли он рассказать, что случилось. Он никогда никому не рассказывал этого и лишь то, что это письмо вскоре будет сожжено, ввело его в искушение написать то, что он хранил в глубокой тайне. Но нет.

Доктор говорил правду, что одно рождество следует за другим, как будто и нет между ними других дней. За последние несколько дней Смоки хорошо уяснил это для себя. Не из-за того, что ежегодно повторялся один и тот же ритуал — вытаскивали старые украшения и на двери вешали украшенные зеленью рождественские веночки. Все, что происходило со времени последнего рождества, переполняло его сильными чувствами. Это был день, который с детства для него ничем иным, как очарованием Хэлоуина, когда он надевал маску пирата или клоуна и неузнаваемым уходил в сверкающую петардами и фейерверками ночь. И как только наступала зима, вместе с первым снегом его вновь окутывала волна чувств и переживаний. Не он, а она была причиной того, что он писал теперь.

64