Большой, маленький - Страница 92


К оглавлению

92

— Удивительно, — снова заговорил Смоки, — как плохо я знаю географию этих мест.

— М-м-м.

— Я даже не представляю, куда ведет эта дорога.

— Ну, может быть, никуда не ведет, — откликнулась Алис.

Опираясь одной рукой на плечо Оберона, а другой на тяжелую трость, Клауд аккуратно шла по дороге, стараясь обходить все камни. У нее была привычка постоянно жевать губами и если ей казалось, что кто— то заметил это, она приходила в страшное смущение и она старалась убедить себя, что никто не обращает на это внимания, хотя все это видели.

— Как это мило с твоей стороны помочь своей старой тетушке, — сказала она.

— Тетушка Клауд, — начал Оберон, думая о своем, — правда, что твои отец и мать написали эту книгу?

— Какую книгу, дорогу?

— Об архитектуре.

— Я думала, — сказала Клауд, — что эти книги закрыты на ключ.

— А скажи, — Оберон полностью проигнорировал ее слова, — там написана правда?

— А что там написано?

Было невозможно сказать обо всем, что было в книге.

— В конце книги есть план. Это план сражения?

— Ну, я никогда не задумывалась над этим. Сражение! Ты так думаешь?

Ее удивление поколебало его уверенность.

— А как ты думаешь, что это такое?

— Я не могу так сразу сказать.

Он подождал, пока она выскажется яснее, но она молчала и только жевала губами и с трудом продолжала свой путь; ему ничего не оставалось, как по-своему расценить ее молчание; он подумал, что она знает, что в книге, только ей запрещено говорить об этом.

— Это что, секрет?

— Секрет?! Хм. — Она снова выглядела такой удивленной, как будто действительно никогда раньше не думала об этом. — Ты думаешь это секрет? Ну, возможно… Дорогой, посмотри, все уже ушли вперед.

Оберон отказался от дальнейших расспросов. Рука пожилой женщины тяжело опиралась на его плечо. Позади, там, где дорога выходила из леса и снова исчезала, высоченные деревья своей серебристо-зеленой листвой заполняли все свободное пространство; казалось, что они наклоняются, протягивают свои ветвистые руки, предлагая путникам принять их поддержку. Клауд и Оберон посмотрели на их могучие вершины, вышли из тени на залитый солнцем участок дороги, спустились вниз и исчезли из виду.

ХОЛМЫ И ДОЛИНЫ

— Когда я была девочкой, — сказала Момди, — мы обычно ходили здесь взад-вперед.

Клетчатая скатерть, вокруг которой они все расположились, была сначала расстелена на солнце, но теперь оказалась в тени высокого развесистого клена, где они и расположились. Над копченым окороком, жареными цыплятами и шоколадными пирожными нависла огромная опасность: летучий эскадрон ос уже достиг края поляны и передавал сообщение дальше; великая удача.

— Холмы и долины, — сказала Момди, — всегда имели связь с городом. Ты знаешь, что мою мать звали Хилл, — обратилась она к Смоки, хотя он давно это знал. — О, в тридцатые годы было так весело садиться в поезд, завтракать и ехать навестить кузенов Хилл. Хиллсы не всегда жили в городе…

— А в горах Шотландии живут родственники Хилл, — спросила Софи из-под полей шляпы, которую она надвинула на лицо, спасаясь от горячего солнца.

— Там только ветвь, — сказала Момди, — дело в том…

— Это слишком длинная история, — прервал ее доктор. Он поднял бокал с вином так, что на него упал солнечный свет /он всегда настаивал, чтобы на пикники брали стаканы из тонкого стекла и в серебряных подстаканниках, что делало пикники похожими на настоящие пиры/ и наблюдал за игрой солнечных лучей на тонких гранях.

— Шотландским холмам досталось все самое лучшее, — задумчиво проговорил он.

— Это не совсем так, — не согласилась Момди, — откуда тебе знать эту историю?

— Птичка на хвосте принесла, — ответил доктор посмеиваясь снисходительно.

Он лег на спину, вытянулся под кленом и надвинул на лицо панаму, такую же старую, как и он сам, собираясь вздремнуть. Воспоминания Момди с годами становились все длиннее, бессвязнее и постоянно повторялись, к тому же она становилась глуховатой; но она никогда этого не замечала.

— Семьи Хиллз, живущие в городе, были поистине замечательны, — рассказывала всем Момди. — Замечательные ирландские девушки. Мэри, Бриджит и Каталина. Ну вот. Некоторые из Хиллзов умерли, другие переехали на запад к горам. Все, кроме одной девушки, которая была примерно в возрасте Норы, она вышла замуж за мистера Таунса и они остались. Это была замечательная свадьба. Впервые в жизни я заплакала. Она была не очень красива, не очень молода; у нее была дочь от первого мужа. Как его звали? Ее семья была так счастлива за нее. — Все Хиллзы плясали от радости, — негромко проговорил Смоки.

— …и там была их дочь, вернее, ее дочь Филис, которая позже, уже после того, как я вышла замуж, встретила Стенли Мауса. Да, так вот Филис… Кто со стороны ее матери был из рода Хиллзов? Мать Джорджа и Франца.

Момди немного помолчала, вспоминая, а потом продолжила.

— Ирландия в те дни была очень плохим местом, конечно…

— Ирландия? — сказал доктор, открывая глаза, — как мы оказались в Ирландии?

— Одна из тех девушек, Бригит, я думаю, — ответила Момди, поворачиваясь к мужу, — Бригит и Мэри? — позже вышла замуж за Джека Хилла, когда умерла его первая жена. Теперь его жена…

Смоки спокойно отвернулся, как бы желая прервать ее рассуждения. Доктор и тетушка Клауд тоже не очень прислушивались к ее бессвязному рассказу, но так как их позы выражали внимание, Момди продолжала. Оберон с озабоченным видом сидел чуть поодаль /Смоки даже удивился, так как никогда не видел его таким/ и подбрасывал яблоко. Он так сердито посмотрел на отца, что Смоки подумал, не собирается ли он бросить в него яблоком. Смоки улыбнулся, думая, что сын шутит, но выражение лица Оберона не изменилось, Смоки решил не трогать сына и вернулся на свое место. На самом деле Оберон смотрел вовсе не на него; между ним и его отцом сидела Лайлек и взгляд Оберона был прикован к ней; на ее лице было какое-то странное выражение — оно было печальным и он не мог понять причину этого.

92